Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом был еще один городок, Або. И снова деревянные домики, Кафедральный лютеранский собор, рыночная площадь, шумная и говорливая с утра и пустая, унылая после полудня. Финны с их сдержанной молчаливой простотой все больше нравились Маше. Рынки, заваленные снедью, сырами, молоком и рыбой. Опрятные хозяйки в белых чепцах. Все так мило, так трогательно! Она поняла, что новая страна, где ей теперь предстояло жить, становится все более притягательной. А по Петербургу она теперь будет скучать постоянно. Только теперь Маша поняла, как дорог ей родной город, его холодная величественная красота. И даже обшарпанный дом, где они с матерью снимали маленькую бедную квартиру, теперь казался девушке милым и родным. Что ж, раз так распорядилась судьба, Финляндия так Финляндия. Генрих по ее просьбе купил ей в книжной лавке роман популярного писателя Алексиса Киви «Семь братьев», переведенный на русский язык, и Маша принялась читать его.
К удивлению девушки, Генрих остался почти равнодушен к красотам городов. Да и сама Маша в другой ситуации, пожалуй, воспринимала бы виденное острее. Молодым людям было не до того. Они мучительно искали пути друг к другу. Вернее, искала Маша, все время стараясь понять, за кого она вышла замуж. Генрих, как ей показалось, тоже решал для себя некие проблемы, он часто вдруг становился молчалив, задумчив, словно рядом с ним не было молодой, прелестной, обольстительной жены. К величайшему удивлению Маши, ни в первую ночь их совместной жизни, ни на протяжении их путешествия супруг не предпринял никаких попыток к сближению. Она не знала, радоваться ей или огорчаться? Конечно, как всякая невинная, чистая девушка, она боялась неизбежного события, но то, что ничего не происходило, только лишь усиливало ее тревогу. Может, она не вызывает в нем никакого желания? Тогда зачем он на ней женился? Вероятно, Генрих, как человек тактичный, прекрасно понимает, что его жена не могла так скоро проникнуться к нему сильным ответным чувством, он выжидает, дает ей возможность полюбить его по-настоящему. Придя к такому выводу, Маша немного успокоилась. Но совместное проживание с мужем в номерах гостиниц было по-прежнему неловким. Они оставались чужими, малознакомыми людьми. Девушку смущали обыденные вещи. Вид неприбранных постелей, распущенные волосы, белье, забытое на кресле, мелкие услуги, о которых в отсутствии горничной она вынуждена была иногда просить мужа. Ведь обычно неловкость исчезает, улетучивается на следующий день после того, как супруги становятся единым целым.
Молодожены навещали финских и шведских родственников Корхонэнов. Вообще, как узнала Маша, в жилах Генриха перемешалась кровь не только русских, финских, шведских, но также и немецких предков. Во всех домах, которые они посетили с визитами, Маша держалась превосходно. Сказалось воспитание Елизаветы Дмитриевны, которая всю жизнь следила за дочерью, словно классная дама Смольного института: «Маша, держи спину!»; «Маша, следи за произношением!»; «Маша, так не носят шляпу!»
Барон остался доволен своей женой, она оправдала его ожидания. Новые родственники, подслеповато щурясь или протирая пенсне, придирчиво разглядывали молодую женщину, но не нашли в ней никаких изъянов, кроме бедности. Новобрачная легко поддерживала беседу на любую затронутую ими тему. Ее французский оказался безукоризненным, наряды безупречны, манеры приятны, внешность изумительная. Не жена, а сокровище! Маша, проплывая в гостиных мимо зеркал, с удовлетворением замечала, что нравится сама себе. Баронесса Корхонэн! Она ждала, когда с началом сезона последуют приглашения на балы и приемы, стопка визитных карточек от новых родственников и знакомых росла. Но именно в тот момент, когда новоявленная баронесса предполагала заблистать во всей красе, ее супруг принял решение немедленно вернуться в поместье, словно там случился пожар. Когда жена попыталась узнать, отчего их медовый месяц так стремительно завершился, Генрих ограничился лаконичным замечанием, что не любит шумных и многолюдных собраний и только в уединенной тиши испытывает истинное счастье и покой. Удрученная Маша покорилась. Что ж, вероятно, ей предстоит однообразная замкнутая жизнь в глуши. Но если подумать, в этом тоже есть своя прелесть, познание друг друга, поиск путей для любви среди прекрасной природы, любящего семейства, книг, моря. Родятся дети. Тут она запнулась, так как в действительности их отношения не изменились и их невозможно было назвать супружескими. А ведь даже будучи очень целомудренной девушкой, Маша понимала, что от вежливых поцелуев на ночь детки на свет не появляются!
Напоследок супруги посетили дом престарелой матроны, родни покойного отца Генриха. Пожилая дама, полная, доброжелательная и говорливая, перемежавшая финский с французским, долго не отпускала молодых людей, ей было скучно, любопытны семейные новости. Когда барон ненадолго покинул гостиную, хозяйка, улыбаясь, спросила Машу:
– Стало быть, ваша матушка – близкая приятельница Аглаи? Вот оно как бывает! Поэтому она и выбрала вас!
– Простите? – удивилась собеседница, наивно полагая, что ее брак – следствие пылкой и страстной любви супруга.
– Но, дорогая моя, – рассмеялась старуха, откинувшись на подушки, – конечно, ваш муж любит вас. Но я думаю, что именно ваша свекровь изначально определила его выбор.
Заметив, как вытянулось лицо молодой женщины, добавила:
– В этом нет ровным счетом ничего для вас обидного, милая, ведь саму Аглаю ее свекровь буквально выдернула из хоровода смолянок, чтобы женить своего сына, отца Генриха.
Маша, желая переменить неприятный для нее разговор, спросила:
– А что сталось с покойным бароном? Ни муж, ни свекровь никогда не рассказывали о том, как он умер.
– Об этом почти ничего не известно. Он утонул, лодка перевернулась. Вы же знаете, поместье окружено водой, островами. С ним находился Генрих и какой-то дворовый человек, они попали в шторм, и Теодор погиб на глазах сына, который сам спасся чудом.
– Вот оно что!
Теперь Маше стало понятно, почему в семье мужа не хотели вспоминать об этом трагическом событии, чтобы лишний раз не травмировать душу Генриха.
– А вы не знали? – удивилась старуха. – Впрочем, немудрено. Они всегда жили замкнуто, мы мало что слышали о наших ближайших родственниках из Сиреневой виллы. Я так полагаю, что если бы несветские приличия, ваша свекровь и ее сын и вовсе бы не виделись ни с кем! Они никогда не приглашают к себе, почти не имеют друзей, редко появляются в свете. Удивительно, что Генрих все-таки женился, да еще так удачно! Так что, милая, мы с вами, вероятно, уже никогда не увидимся, разве что на моих похоронах!
Хозяйка рассмеялась, а Маша задумалась. В глубине души что-то царапнуло, как предощущение тревожного, таинственного.
Весь обратный путь муж хандрил, его настроение в последние дни явно находилось в упадке. И только по мере приближения к поместью он оживился, стал глядеть веселей и шутить, вспоминая визиты и родню. Баронесса встретила молодых на крыльце дома. От Маши не укрылось, как зорко и внимательно она оглядела сына и его жену, точно пронзила взором. Поцеловав свекровь, Маша тревожно осмотрелась вокруг.